– Помнишь, я раньше заходил к тебе каждый день? – спросил Мефодий.
– Помнишь, – эхом откликнулась Ирка.
– Сейчас это невозможно. Я могу пропасть надолго. Если это произойдет – не удивляйся.
– Почему?
Мефодий подошел к окну. Ему было легче и удобнее говорить, не глядя сейчас на Ирку.
– Бывают неприятности, от которых можно убежать. Даже если они крупные. Бросить все, затеряться, сменить имя, внешность, уехать в далекий город и залечь на дно. Может, тебя и найдут, но скорее всего нет. Но от этой опасности спрятаться нельзя. Она отыщет меня везде – даже под землей или на океанском дне, – сказал Мефодий.
– Зачем ты об этом говоришь? Тебе кто-то угрожает? Какие-то бандиты, мафия? – спросила Ирка.
Она слегка нахмурилась и отбросила со лба волосы.
Мефодий невольно усмехнулся.
– Угу. Вся итальянская мафия, – сказал он.
– Нет? Тогда это все связано с твоей новой учебой в гимназии?
Буслаев хмыкнул. Идея показалась ему забавной.
– Ага. Глумович – главный мафиози. Прячет у себя в кабинете атомную бомбу.
– Ты чего-то недоговариваешь… – настаивала Ирка.
– Знаю, что недоговариваю, но пока не могу сказать. Если я скажу, это затронет и тебя.
– Но ведь уже затронуло? Да или нет? – спросила Ирка.
Мефодий медленно покачал головой.
– Думаю, пока нет. Я никому не позволю тебя обидеть… Плохо другое. Плохо то, что опасность исходит во многом от меня самого. Для тебя опасны не столько они, сколько я сам… Не знаю, как тебе это объяснить, но так все и есть…
Ирка серьезно посмотрела на Мефодия. Страха в глазах у нее не было, но появилось сомнение.
– Я не боюсь. И даже верю тебе. Я просто хочу понять.
– Когда будет нужно, ты поймешь, а пока только верь мне. Ты мне веришь?
– Нет… Не знаю… Верю… Сядь сюда рядом! – сказала Ирка и уткнулась лбом в плечо присевшему на кровать Мефодию.
– Уже долго… почти с того самого дня, когда ты перешел в эту гимназию, мне снятся ужасные сны. Кто-то ищет меня, кто-то с мягкими и липкими руками. А потом он крадется за мной и кричит, грозит, просит. Я еду на коляске, быстро еду, но вижу, что впереди высокий порог, а затормозить я не успею. И тогда он догонит меня.
Рука Мефодия сжалась в кулак.
– М-м-м-м… А лицо у этого, с липкими руками, оно какое? Шмыгающее, мятое, гнется все время? – деловито спросил он.
– Лица не видно. Он стоит в темноте и тянет руки. Я их вижу… Потом он бежит… Ну ты сам знаешь, как все бывает во сне.
– А что он хочет?
– Не знаю, – сказала Ирка. – Будто у меня есть что-то, что ему нужно, а я не могу это отдать. И не хочу. И нельзя это отдавать.
– Это мудро. Запомни: он будет визжать, пугать, сюсюкать, угрожать, но ты не отдавай. Не соглашайся! Помни, он ничего не может тебе сделать, какую бы чушь он ни говорил и чем бы ни угрожал. Ты поняла? По мордасам его, по мордасам! Поверь, сдачи он не даст и сниться больше не будет! – сказал Мефодий.
«Ну попадись мне, Тухломон! Игра «догони меня, кирпич!» покажется ему самой гуманной игрой в мире!» – подумал он и внезапно ощутил, как нагрелась у него во внутреннем кармане Книга Хамелеонов.
Это могло означать как вызов Арея, так и просто реакцию книги на его раздражение. Но все же рисковать не стоило. Арей – это еще полбеды. Он бывает великодушен. Тухломон вообще треть беды. Но если Иркой всерьез заинтересуется Лигул…
Мефодий стал торопливо прощаться, говоря, что его ждет Зозо и он должен… да, просто должен идти.
– Хочешь, скажу, о чем я подумала вчера вечером? – спросила Ирка. – Слышал слова: «Благими намерениями вымощена дорога в ад»? Я, конечно, понимаю, что здесь не о том… Ну а если сделать логический перевертыш? «Благими намерениями вымощена дорога в ад» – значит, «Дурными намерениями вымощена дорога на небеса»?
– Это вряд ли. Очень сомнительно, – ответил Мефодий, проводя пальцем воображаемую линию от земли к небу. – Порой мне кажется, что в Тартар вообще ведут все без исключения дороги. Куда ни иди – придешь только туда. И тогда мне становится по-настоящему жутко… Ну все, пока, Ир!
– Пока!
Медленно спускаясь по лестнице, Буслаев разглядывал рисунки на штукатурке. Рисунки были вполне предсказуемыми и свидетельствовали об уровне интеллекта подрастающего московского питекантропа, впервые вникшего в тайны элементарной физиологии.
Однако Мефодия в данный момент больше интересовало другое. Он искал на стене у окна между первым и вторым этажами буквы «М» + «И» и не понимал, куда они могли подеваться. И лишь увидев на штукатурке множество свежих, неумелых царапин, которые мог оставить лишь тот, кто тянулся к надписи снизу и, ничего не видя от слез, мучительно царапал стену ногтями, он все понял. И отрешенный взгляд Бабани, и Иркину тоску…
«Ясно, – подумал Мефодий. – Все ясно. Я просто свинья, гад последний. Хотя кто сказал, что я должен быть кем-то и чем-то другим? Оказался же я как-то у Арея?»
Буслаев подумал об Ирке и ощутил укол вины. Нельзя ли как-то помочь ей? Существует ли магия, которая способна оживить ее позвоночник и заставить ее ноги двигаться? Если да, то эта магия должна быть очень сильной, потому что ноги Ирки тонкие и слабые, почти лишенные мышц. Десять лет в каталке – это три тысячи шестьсот пятьдесят дней, и не простых дней, а дней роста, тех дней, когда ноги должны бегать и мышцы сокращаться.
«У меня есть сила, но ее мало. Нужно еще что-то. Не просто умение, не просто заклинания… Что-то еще. Что-то не относящееся к магии мрака», – понял он вдруг очень ясно. Как понял и то, что никто другой, даже сам Лигул, помочь здесь не в состоянии, поскольку взамен он, безусловно, потребует Иркин эйдос.